Сказка про остров-вулкан Фортунат,
Про Шахимата – а он был пират,
Про Пятницу – звали так Черепаху,
Про Ярослава, не знавшего страха,
Про его братьев – Богатырей.
Еще про кого? –
Узнаем скорей!


1
…Плыл по глади да волнам, здесь – нога, другая – там, маленький, но злой Пират. Звался просто – Шахимат. С ним – и младший брат Акшеп. Их корабль звался «Склеп». Кто им встретился в пути – тому в море не уйти.
2
…Раз сидели вечерком, заседали за чайком, щебетали обо всем и ни о чем подруги. Лена говорит:
– Хочу, мóчи нет, не промолчу, я – идти в супруги! Быть законною женой, жить за каменной стеной. Жизнь завьюжит – нужен мужу ум недюжинный и ужин. Завтраками сыт не будешь: их до завтра позабудешь. Чем давать пустой обет, лучше – подавать обед, на семь бед – ответ.
Лера скажет:
– Кто одет, тех и звали на обед. Ужин тоже важен, а мы немножко вяжем.
Про еду и про одежды речи – прочих прежде. Не про беды, про надежды мысли – прочим между. Вера говорит:
– Подружки, по себе найти бы мужа, чтоб с ним было по пути, но сперва себя найти. Чтобы жить не без затей, я хочу родить детей и растить больших людей! Как пойдут богатыри, вместе – сразу тридцать три.
Вдруг раздался скрип двери...
– Кто там, Вера? Посмотри, отвори...
3
Солнце на небе зевает на ходу. Лес как вкопанный застыл в луже, в озере, в пруду. А из дома с медной крышей, медью вышитым закатом любоваться вышел Миша, словом-делом – бизнесмен, супермен – душой и телом, да и в целом – джентльмен. Не женат был славный муж. Шел он долго через лес – да судьбе наперерез. Разговор едва услышал мимоходом – за забором спрятался, стоит, не дышит, словом Веры (а не Лены и не Леры) взятый в плен.
...Судьба блага распределила, где – торопливо, где – лениво, но справедливо – там и здесь. Жизнь той, другой и третьей девы перевернулась всем на диво за год, и тот прошел не весь.
Ресторанное дело Лены сразу закипело. Лера, на ноги с трудом свой поставив Модный Дом, прорубила напролом окно в Европу в Доме том.
Вера Михаила род продолжать вот-вот начнет, да не одного ведь ждет! Каждый новый рода рот – новый дела оборот, дело мужа обороты год от года наберет.
4
Месяц меряет обновку, муж спешит в командировку. Летом Веру Михаил заботой нежно окружил, но дня снежного заботы на родных переложил:
– Ты не хмурь, Веруня, бровь! Рядом – свекор да свекровь! Дети делят вновь и вновь рода кров и рода кровь.
...Близится рожденья час, смеются звезды, и как раз – видим смену лунных фаз. Вился по спирали снег, шли по кругу тень и свет – то вскарабкалась заря. Появились друг за другом вдруг на свет, дню рожденному вослед, жаром жажды жить горя, свет души кругом даря, тридцать три Богатыря. Все равны, как на подбор: уши, брови и пробор. Кто – в рубашке, а кто – без, дружно побежали с мест – лазить там и прыгать здесь, трудностям наперерез. Кто – на дверь залез, кто – за дверь и там исчез. Все кричат:
– Лови скорей и считай Богатырей!
Тучи застыли, звезды остыли, растворился в синем мире месяц-поводырь, ветер спрятался в кусты, вместо неба – стал пустырь. Выстоял рассвет, выстроил мосты, родились и день настырный, и последний сын – не робкого десятка, четвертого десятка четвертый Богатырь. Золотые локотки, серебряные ножки – солнышка лучи на беговой дорожке. Глаз – алмаз, слеза – роса, а во лбу горит звезда. Смех-рассвет дрожит в устах, и в густых волосах месяц спрятался, устав.
5
Скоро новость местная стала всем известная. Свекор шлет своей невестке отзыв веский, сердцу лестный:
– Тридцать три Богатыря породила ты не зря! А меньшой, во лбу звезда – это в точку, это да! А что не дочка – не беда!
Миша ждет-пождет вестей и от матушки своей, и от мамы сыновей. Спустя неделю дождался еле. Вот что пишет Мише тыл:
– Михаил! Дома – где былой уют? Детский здесь теперь – приют! Мама стала бабушкой, вот какая штука! Сколько у меня подруг: как вдруг – внук, вокруг – сто рук. Что ли рваться мне на части? Столько счастья – в одночасье: не один-единственный, а один да тридцать три! Шутка ли!
Подпись: Мама.

– Миша, наши дети на комете, на ракете, выше туч летят и крыши! Жить хотят на чердаке у Летучей Мыши! По углам снуют неслышно, зубы об карандаши точат – Гризли-миши или Грызли-мыши! В тихом месте интересно им все вместе, и – всем вместе! В каждой нише жизнь распишут в новом цвете – в лучшем свете! С дедом-бабушкой втроем колесом мы вертимся, будто в нашей крепости – крепышей не тридцать три, а двести! Около, да и вокруг – столько ног и рук, что кругом – голова, и правды нет в ногах – идут едва да заплетаются, и руки – плети, зато весь день как новенькие – дети! Трудно уследить – поверь, приезжай да сам проверь поскорей!
P.S:
Как хотела я в ту ночь родить одну хотя бы дочь! Но сыночки удались: все в тебя точь-в-точь! Чудо-мальчик – Ярослав. Нрав – противоречий сплав. Как расскажешь в двух словах? Многоточием закончу, сам воочию увидишь, сыновей узнав! Святослав да Святополк, Владислав да Доброслав, Мирослав да Велислав, Ростислав да Вячеслав, Борислав да Ярополк, имен славных – целый полк!
Подпись: Вера
6
Там и тут по пням бегут под дождем опята, и не по годам растут, а по дням ребята. В саду с весны и до весны, обнявшись, пляшут три сосны. Блуждают там цветные сны. И плачут-скачут-прячутся, теряясь и паря, меж сосен Ярослав и тридцать три Богатыря. Всякий подвиг ратный витязей статных эхом откликается тридцатитрехкратным. Спят-сопят в лад и в ряд, говорят – подряд, как едят – так не сидят: рот куску соседа рад. А когда озорничают – в ближнем то души не чают, то замучают нечаянно, то не замечают.
Ярослав с утра носится стремглав: со двора во двор, в угол из угла. После сядет в уголок – смотрит в потолок. Взвешивает мысли, как на коромысле: то тяжелые мысли поникли, повисли, то течет за мыслью мысль – быстро.
Месяц кинет луч звезде и калачиком свернется: он – везде, и он – нигде. По стене гуляет светотень – месяц со звездой играют в ночь и день.
Словно белки в колесе, недели носятся за днями, мать – за сыновьями, за богатырями. Сыновья – не в колыбели, а на карусели. Ночью падают плашмя все в свои постели.
А с небес подросший месяц то поклон земле отвесит, то кривляется, кривится и меняется в лице. Чашку с постным молоком на кровати разольет и соврет, что не растет. Мимо сон седьмой идет, дети вместе смотрят сон, а матери не спится. И сидит она одна у окна, а ночь темна – тоже села у окна. Им обеим – не до сна. Ночь за ночью выше, ярче зажигается луна.
7
Дома Михаила долг отцовский ждет, но бойцовский дух его ведет вперед. Вот придет младенчеству конец – тут детей и вышколит отец.
Мише бы найти в мир торговые пути. Вере бы найти – к миру меж детьми пути. Так запутаны пути – детям бы концы найти. Где-то света есть другой конец – все пути, как ни крути, встретятся там, наконец.
8
На честном слове еле качели-карусели висели всю неделю. В понедельник вместе сели дети весело на них, головою вниз висели, и скрипели карусели, им свистели вслед качели, скрепя сердце, песни пели и качали головами, и плечами пожимали:
– Неужели, в самом деле, мы на службе за неделю не сгорели, уцелели?!
Бури и метели по дому пролетели, от семейных трений стекла запотели.
Воскресный кончился обед, семейный начался совет. Совет давали Вере бабушка и дед. Мол, открыты двери в этом мире в равной мере и Богатырям, и Вере. Мол, переступи порог, и любой планеты бок, точка или уголок – зимой и летом разным цветом развивать детей бы мог. Если есть размах в крылах, нужен взлет, но взлета страх в четырех живет стенах. Двери за спиной закрыли, верьте: за спиною – крылья. Тот, кто спит и ввысь растет, вспомнит хоть один полет.
Многоногий, длиннорукий свой народ Вера скоро повезет на курорт! Детям дай зеленый свет, и откроют Новый Свет – в новом свете Белый свет. По стопам пройдет, след в след, брат за братом путь на свет, сантиметры первых лет, километры юных лет, по свету и к свету путь, в сотни световых лет, по ветру и против. Пусть с братом брат разделит след в истории и свой обед, сто бед и столько же побед.
9
Сказано – сделано. Чтоб в семье предотвратить распри, просто стали выбирать транспорт, заказали паспорта на спор: кто из тридцати четырех Богатырей документ получит в руки всех быстрей. Бросили жребий: лететь ли в небе – качаться в облаках, качаться ли в вагоне – топтаться на перроне, или на пароме качаться на волнах, волн улавливая взмах. Выпали – синие просторы. Неба или моря? Выбор непростой: воздушный лайнер иль морской? У детей каприз: «Хотим в морской круиз, узнаем, что такое – медуза, штиль и бриз».
Вера – в авиакассу:
«Небеса – подходящая трасса. Над головами и под ногами – небо в сугробах, их перейдем. Море – под нами, а чтоб – не над нами, садимся, не прыгаем, и потом – с трапа на трап бегом – на паром!»
Билеты детям – первого класса. Один самолета полет – пилотов тридцать четыре, мама одна – пассажиром. Всего на рейс – тридцать пять мест. На месте – сидят, заодно – едят, зато одновременно – летят!
Меж снегом последним и первой грозой – скидки весенние, средние. А полные летние – в действии меж первой грозой и ливнем последним. Для мам многодетных, детей малолетних – бесплатный, но однократный рейс. Неважно – куда, важней, что «туда». Удобнее, чем безбилетный проезд. А если брать рейс «обратно» – оплата со всеми на равных. Спонсоры туров малобюджетных – городские соседи семей многодетных.
10
Собирались два дня и две ночи. Собрались, посчитали точно: всего – тридцать пять чемоданов и чемоданчиков, мама – одна на тридцать четыре мальчика. Утром бродячий народ атакует аэропорт. На каждом втором чемоданчике сработал контрольный датчик:
«Мадам, что у Вас там? Такие предметы в ручную кладь не рекомендуется брать!»
У каждого третьего мальчика в чемоданчике или в карманчике заветный пригрет клад – гвоздь, молоток или иной острый предмет – инструментов собрат. У Ярослава в кармане – предметов таких целый склад: завидуй, и стар, и млад.
Кое-как сели в самолет – тело летит, а душа поет! Даже пристегнутые ремни детей в седле удержать не смогли. Сразу все тридцать три как крикнут:
– Сюда смотри!
– Да нет, туда посмотри!
А тридцать четвертый, характер твердый, сидит на месте, глядит на фото старинной подводной лодки в газете «Новые вести».
11
Летели прямо, дул ветер упрямо. В воздушных прыгали ямах, тонули не раз в облаках – крылом рассекли облака в пух и прах, очнулись – качнулись в волнах небесного океана, да здравствует простор и размах!
Летели-летели, и вот прибыли в аэропорт. Оттуда – прямая дорога в порт. Мама сказала:
– Нам повезет, если хоть кто-нибудь в порт подвезет.
Долго голосовали – машин на дороге много, но все спасовали: посадишь к себе таких пассажиров – и не до жиру, остаться бы живу.
Кто не спасует? Кто всех спасет? Кому нипочем – бродячий народ, который почем зря все разобьет, вверх дном и ногами перевернет и скажет при этом:
– А мы – ни при чем!
И визги, и вдребезги, и навзрыд – кому нипочем, тому и почет!
Шпана шкодливая в люди вот-вот из детских штанов шагнет.
12
Подобрал банду с большой дороги не кто-нибудь, а автобус школьный. Будут долго друг друга помнить автобус, оболтусы, ветер вольный. За окнами – скорость, поймаем глаз краем за окнами новость, за краем пропасть прикинулась тихим раем и по колено морем. Автобус лавирует меж валунами и жонглирует шалунами. Балансируют дети на грани.
Автобус – у цели. Слезали еле.
Вера:
– Спасибо за карусели! Дети повеселели, все время были при деле, а Вы их проделки терпели! Простите, детям – четыре недели. Не верите? В самом деле!
Отвечает водитель Вере:
– Отчего бы мне вам не верить? (За собой закрывайте двери!) Небось, с внучатами нянчусь! Растут не по дням и не по часам, скачут по часовым поясам. Теряются – мальчики-с-пальчик, находятся сами – с усами.
13
День забот закатился за горизонт, ночь раскрыла над городом зонт. Спустился в гостиницу сон и всех успокоил персон. Мать одеяла им подоткнула, сама нескоро глаза сомкнула. Дети во сне одеяла скинули и расправили крылья за спинами.
Утро открыло ребятам порт: в море небо – наоборот. Вера будит свой буйный народ:
– Самолета борт – не парома борт! И тот, и другой – лайнеры. Но разница есть, как и разница – в том, что есть братья – вы, а есть братья – Гримм, Стругацкие есть и Вайнеры.
Взору предстал паром – многоэтажный дом. В доме полно кают: детям – приют, взрослым – уют.
Взрослые думали: отдохнут, но тут Богатыри снуют, беснуются, не устают. Вдали увидят звезд салют – к иллюминаторам прильнут. А за бортом веревки вьют из волн ветра, и ливни льют из полного ведра.
14
Переплыли Черное море – средиземные моря просторы пересекли вскоре. Вышел экскурсовод: речь о Босфоре ведет, сам не зная, к каким берегам теченье речей приведет.
Истории слушают дети, в полете застыв, все на свете забыв, набрав воды в говорливые рты, присев на месте – таков устав. Потом от чести такой устав, с рассказчиком переходят на «ты», с сотней вопросов к нему пристав. Друг друга перебивают, в пустое из полного переливают и спорят, кто прав, кто – неправ.
Об акулах новость узнав, к окну несется стремглав бдительный Ярослав – всех впереди. За братом летит, сбивая всех с ног, остальная рать. А мать сбивается с ног в поисках вольных сынов – собрать бы их полный состав...
15
Паром все пыхтит и плывет, почти летит, очень устает и к ночи причаливает в порт – к берегу пристает.
Почернело синее небо, почернело синее море. Поделили они солнце, разрезали горизонтом, проглотили его по кусочкам и стали единым рослым, и стали единым грозным, литым из стали холодной дали – чудовищем огромным, небесно-земно-водным.
Дельфины кружат в бездонной тьме, заперли тучи небо в тюрьме. Огнями дышит порт, и спит кругом курорт, на яхтах надувают паруса живот.
Проснулось солнце с утра, потянулось лучами вверх – в небеса, поднялось на цыпочки, встало – и сразу утро настало. Все кругом в свете ином – в свете дневном предстало. Ковром раскинулся пляж золотой, омытый синей водой: одной волной – за другой волной, под сонной луной, под холодной звездой, под огненным солнцем – на стороне мира той, что видится странникам северным – посторонней страной и странной, иной бытия стороной.
16
На берег стекаются пассажиры и краскам дивятся мира:
«Ну и Африка! Вот так Африка! Эврика! Вот что такое маленький отпуск вне графика!»
Про Африку сказку Чуковского читали туристы московские и слушали Красной Шапочки песню – в далеком, как Африка, детстве.
– Где крокодилы и бегемоты, где обезьяны и кашалоты, где попугаи, слоны, носороги? – спрашивает турист. – Какой же это Тунис? Может быть, по тревоге звери – руки в ноги и на весенне-летний сезон залегли, притаились в берлоге? Узнали звери, что дети близко? Сказали им: «Из Новороссийска в Африки северный край вышел ранее лайнер, выплыл лайнер нá море – на Черное, на Мраморное. И очень скоро, в ближайшие сроки, – на хвосте донесли новость сороки, – в Африку занесет злой рок разбойников – без малого сóрок. Закройте, звери, окна и двери норок!» – Кто разнес кривотолки, зверям невдомек: каждый край греет-кормит своих сорóк.
Туристу гид в ответ говорит:
– Живут верблюды в Тунисе, есть пальмы, есть кипарисы, зато – никаких сорок! И ни один носорог даже на бис не покажет в Тунис ни нос, ни тем более – рог! Африки Северной климат суров немного для истинного слона или носорога.
У туристов – одни вопросы. Они не матросы, а дети – на их вопросы нельзя не ответить.
Вопрос:
– На территории Туниса когда построят здания выше кипариса?

Ответ:
– Когда появятся удавы в нашем крае – длинней, чем тридцать восемь попугаев. Тогда удавов этих мы и спросим, куда же после ось земную перекосит.
17
Вера открыла путеводитель, а дети бегут впереди и открывают пути. Чуть-чуть замешкалась мать… в мешках, мальчишки  – бежать, их маме уже не догнать! На то и Африка, чтоб гулять, на то и моря – чтобы их покорять. Раз со слонами на ходу тут не сыграть в чехарду, раз пролегла другая дорога туда, где седлают носорога, значит, и в пляжных берлогах нечего залегать, надо бежать, лодки седлать – морскую гладь рассекать.
Лодки и катамараны в порту разобраны утром рано, и прочного нет ничего, что могло бы служить челном.
Бредут вдоль берега богатыри, думают думу, на «раз-два-три» кидаются галькой в морскую гладь – учатся гладь рассекать. Море в ответ бросает ракушки – держите, ребята, игрушки! В ракушках свернулись моллюски и смотрят уныло и тускло.
18
Сквозь пальцы в песок убегают часы, песочные перевернулись часы: обернули рассвет в закат. То ли колокол бьет в набат, то ли грома гремит раскат. От паруса на горизонте до старого тента последний луч раскатал ленту брезента. Пролетел не то катер, не то самокат, протаранил море и небо, по пути заката скатал обратно дорожку-ленту.
Ребятам – пора в порт. Там мама ждет, тут море невзгод. Волна вырастает в вал, морской открывая оскал между далеких скал.
Кричит Ярослав:
– Погодите! Смотрите – там впереди! Похоже, подводные лодки! Наверное – субмарины модели старинной прошлого века! По виду – обыкновенные бочки! Проверим на прочность и плавность хода – успеем до ночи точно! За мною, богатыри! Прокатимся на «раз-два-три»!
19
Сказал Ярослав, что лодки – как бочки, не знал, что попал в самую точку. Заплыли в глубокую даль мореходцы – первопроходцы в бочках, скача с волны на волну, словно с кочки на кочку.
Из одних концов света в другие концы бегут морские гонцы-близнецы, все на одно лицо. Сшибаются лбами – слетают венцы, карабкаются друг другу на спины и с ног сбивают – да в воду концы, и снова – тишь-гладь. Готова играть и драться морская рать.
Идут волчьи стаи волн, за ними – полночь. Мир морем полон: волнам – ни конца, ни края. За далью – ворота в другие дали. И не видать причала. «Лиха беда начала»,– крепчая, ветер шептал, а чайка, кружась, промолчала.
20
Стеной встали волн-близнецов войска. Войска наступают – война близка. Пока скакали бочки по кочкам, из черного чрева ночи выросли волны-горы – шторм изломал просторы. Жонглирует бочкой, как хочет, волна: проглотит – не видно ни неба, ни дна, подкинет – насквозь глубь и высь видна. А волны – все выше, а волны – все круче, по ним пробираются дети сквозь тучи.
Вопрос:
«Что делать? Решаем срочно!» – повис в воздухе, как нарочно.
Бросаются-разминаются братья из бочки в бочку словечками в точку: и о капризах погоды, и о сюрпризах природы, о трудных в тоннеле воды пируэтах и о подводных сюжетах.
Нахлынул вал, крылами накрыл, субмарины старинные подхватил, в вихре вокруг оси закрутил, что было сил, и долго носил, не разбирая пути. За первым – второй и третий вал. Пока ветер ливнями стрелы метал, и волны с корнем из моря рвал, и в битве плавился волн металл – восьмой приблизился вал. Бессильны и штурманы, и штурвал. Налетал-нападал-опадал шквал – принимали бочки грудью удар. Долго сплетались, бились, боролись сила морской воли и богатырская сила воли...
Бросило первую бочку на отмель, а остальные, одну за другой – у ветра отняли волны и понесли волоком то ли к Царю Морскому, то ли к Небесному Полководцу – Седому Облаку.
21
Ярослав очнулся, встал, потянулся, чувствует, будто сто суток не спал – так ослаб и устал. Смотрит: притихшее море расходится вдаль кругами, галька тверда под ногами. Пусто, ни тени, ни хруста: просто – скала на скале острой.
Скажете:
– Плавали – знаем? Остров необитаем?
Если он стал обитаем – не оберешься тайн. На всякую из непознанных зон найдется свой Гвидон-Робинзон. Идет на звон, не зная, где он, ловец неопознанных зол.
Скажете:
– Просто, как в сказке?
Но в сказке – нельзя без опаски. Кто обнаружится вдруг – понять бы: враг или друг.
Глядит Ярослав вокруг: ни друга не видно, ни врага. Лишь дуб раскинул оленьи рога. Как вкопанный средь камней стоит, к камням корнями будто прибит.
22
Над корнем – крона, трон или пост, цепь или мост. Усы-лапы-хвост упали с веток на нити веков, на звенья оков. Прыгает Кот взад да вперед. Раз – и был таков: сто лет – сто прыжков по воздуху вброд, в «до» из «сегодня», сквозь сон вскользь, и в «после» из «до» – насквозь.
Кот черен, с хвостом, но ни черт, ни прохвост. Мотай на ус, не тяни за хвост: лапой куда попало даст, кому попало лапу не даст.
Вчера подрались с утра и дров наломали ветра. Делили при встрече ветры недели и километры, всех в бой волокли за собой. Тучи пустили стрелы, а солнце – свои несмело. Смешались концы света, спутались волны от ветра. Рано иль поздно, но – верно: за светом – верх, песня бурь спета. Полегли, улеглись, не споря, ветры в точке покоя.
23
Всплески – берега возле: весел ли взмах? Волнами – страх. Но Ярослав – ни с места: страх как все интересно. Берег суров отвесный, к гавани тесной гребет Черепаха, шустрее подводной лодки: крутятся-вертятся весла-лапы. Штурмует напористо берег, врезается в дно свирепо, глушит мотор, вышла на сушу – стала слепой и нелепой. Камень за камнем, как гор перевалы, долго преодолевала. Взлетать нет проку – не птаха, что толку от лап взмаха!
Закончив дистанцию, спрятав под панцирь голову, лапы и пузо, Черепаха в камнях размещается грузно, чревовещает грустно:
– Позволь представиться: Пятница, гонец-почтальон у Морского Царя. Изволишь, смотрю, смеяться? Послушай, на суше я неуклюжа – в панцире каракатица, но в море проворна дюже, не все же прятаться-пятиться. Теперь на море – бурный сезон. Привет тебе, Гвидон-Робинзон! Узнать обстановку хочешь? На карте нет берега в точке, куда принесло тебя в бочке. На острове пусто, впрочем, ты – в гуще событий точно.
В мире бурливом есть диво одно: расступятся волны и выпустят дно. Вырастет остров на месте пустом, дуб – на камне простом: корнем – вниз, кроной – в синюю высь. Под корнем – квадрат, клад – говорят. Под корнем – сундук, ведет к нему круг, ведет к нему крюк, но с ветки на сук Кот ходит, сундук бережет от рук. А кто зрит в корень, тайну откроет. Загадка завязана узлом: под корнем в квадрате – добро или зло.
Море с сушей войну развернет – остров Кот кругом повернет. Из вод что родом – то канет в воду. Сказка не быль, а вода не пыль. Миг – Лукоморья в помине и нет, Кота – и то простынет и след. Чайка о том без утайки кричит, а Кит – воды в рот и молчит.
Мир среди бури – остров. И устоять – непросто. Куда не пойдешь – от себя не уйдешь. С пути свернешь – так и шею свернешь. Прямо пойдешь – кругом обойдешь, к себе придешь и себя найдешь в мире, а мир – в себе. Круг разомкнешь и откроешь вселенную в скорлупе.
Знай: от пиратов спрятан клад, но не грозит тебе шах и мат! С кем братья, за тем – и партия, брат! Пусть бьется за брата брат, ведь каждый брат дороже стократ, чем бриллиант в сто карат. Останется тот в накладе, кто ищет богатство в кладе и бьется за клад об заклад.
24
Ярослав стоит, удивляется. Но устоял – не теряется:
– Что знаешь о братьях, Пятница? Исчезли они с земли лица…
– Братья твои, Богатыри, канули в воду – все тридцать три. Но Черномор-воевода: смелых сметливых сорвиголов взял под свои крыло и кров. В конце концов, отменных бойцов воспитал из отпетых сорванцов. На губах не обсохло еще молоко, а стали вояками – кровь с молоком, с телами из стали, стальными же нервами, и в остальном – первыми. Скомандует Воевода: в огонь и воду – без броду, а в бой морской – с головой, и воины идут чередой, сухими из вод выходят и снова в воду заходят.
Подует ветер вечерком, волна вскипевшим молоком, мешая камешки с песком, плеснет, шипя, вбежит бегом легко – на берег прямиком, назад отпрыгнет, спину выгнет, замрет и загнанным зверьком шипит. А миг-другой пройдет, и снова молоко вскипит, на берег на бегу плеснет. Волна кивнет, вспять повернет, зубами в ряд, смеясь, блеснет и принесет со дна морского волоком не войско и не полк, а тридцать да три воина – из стольких вышел толк. Смолкнет говор волн, в тучах луч мигнет, чешуя в лучах сверкнет – встанут над волной Богатыри стеной. Грянет Черномора оклик – тридцатитрехкратный отклик прогремит раскатистой волной. Всколыхнет горизонт, нарастая, распугает птичьи и тучьи стаи – и потихоньку растает. Молчание в мире, в море настанет. Слова никто не проронит – утонет, на ветер не бросит – без спроса уносит.
Солнце и штиль, или дожди – ты, Ярослав, своего часа, а не погоды у моря жди! Выйдут Богатыри – к Черномору иди. Ты шит не лыком – выплатишь выкуп. Кот станет играть – тебе помогать. Следи: игра хвоста – неспроста. Укажет куда – там окажется клад. Слово Кота остро, с ним ухо держи востро. Он в водах бездонных находит брод, кто друг ему – не пропадет.
Знай, шаг – это хитрый ход, а шах не всегда шаг вперед. О кладе мечтает пират, идет за ним наугад. Когда по колено – море, мерещится всюду брод. Пират по профессии – мореход, но в душе – сумасброд. Чтоб не достался пиратам клад, достань его, ты, Ярослав. В руки сундук дастся легко, хоть и набит битком. Клад легко опусти в волну и отпусти ко дну. Вернутся на круги своя: к матери – сыновья, к брату – братья, волна – к причалу, конец – в начало, в покоя точку, в которой спит жизнь, свернувшись клубочком.
Море давно зовет на дно мир, что родом из вод. Если пираты захватят клад, море войной пойдет, на дно все волной сметет. Кто язык крови одной найдет с водой и с волной? Он переведет, о чем речь ведет звезда падучая – с молодой, за тучей и под водой. Он переведет за народом народ с берега этого на тот.
Отдашь, Ярослав, морю клад – дела в мире-море пойдут на лад. На острове вырастет град – всем городам сад.
25
Уплыла Черепаха, а Ярослав, с долгой дороги немного устав, матрас из морских и заморских трав смастерил-постлал, полчаса поспал – да и встал, телом здрав, духом брав.
А Черепаха скоро – с поклоном к Царю морскому: мол, кто-то из царских слуг, в море – ни рыба, ни враг, ни друг, выдал пиратам, где спрятан сундук. Так Царю передать велел Кот, что гуляет сам по себе. На сук сундуку не сбежать от рук. Лучше – на крюк, а концы – в воду: дно – глубоко, никто не найдет ключи и не вскроет коды.
Царь:
– Сундук возьму – и в казну. Пока положу на дно. Что в нем – я ни духом, ни сном. В кладах водится зло. Но и добро – заодно.
О том, что море в себе хранит – толком не знает ни Царь, ни Кит.
26
Коту на дубе неймется: вьюном среди веток вьется, урчанье журчит и льется, хвост о бока бьется.
Стоя на задних лапах, как в сказке, Кот поводит хвостом-указкой, справа налево – не пальцем в небо, на первый взгляд – наугад. Хвост непрост: как магнит, манит и притягивает взгляд.
Прибежала на курьих ногах, собралась, обустроилась, встала – в шаге от Ярослава – не избушка, не дом, палатка. В палатке – набор талантов, старой закалки-закваски, как на подбор – Лом да Лопатка, Удочка, да и Дудочка.
На Удочку, днем ли, ночью ли, отличная рыба клюет. Дудочка плачет, смеется, поет – в море сиреной слывет. На песнь ее птица летит – крылья рвет, зверь со всех ног бежит и ползет, рыба плывет – плавниками бьет.
Лопатка – на спуске, а лом – на подъеме, работа сделана в два приема.
Целый день на острове – стук. Наконец, на свет появился сундук. Сияние – сундука вокруг. Драгоценные камни? Солнца лучи ломаются в гранях, преумножаются в пламя? Но явное тайну скрывает. Бегут лучи пламенем жгучим, из сундука – прочь, с камня на камень, день удлиняя, с кочки на кочку – ночь прогоняя, ползком по земле скользя в щели, куда забежать нельзя, влезая на скалы и тучи, пускаясь вплавь по волнам, рисуя под тучей – корабль летучий, корабль на круче – плавучий.
27
Шипело-кипело молоко, сбежало за скалы из берегов. На берег смелó смешливой волной воинов смелых – бок о бок стеной встали. Выходит вперед Воевода: в пристальном взоре – стальная воля. Стоит Черномор, смотрит в упор, дымя папиросой «Беломор». И Черномор – с бородой, и «Беломор» – «с бородой», не разольешь водой.
Рады брату Богатыри – обступили, все тридцать три, вокруг и замкнули круг объятьями против разлук и пожатием рук. Говорит Ярослав Воеводе:
– Друг, плавать около да вокруг и мне, и тебе – недосуг. Отдай мне братьев – бери сундук!
Прошел Воевода огонь и воду, немало войн, среди валов и волн, и штурм не один, через шторм.
Говорит Черномор:
– Вздор!
Какой с Черномором спор! И фору даст, и отпор:
– Если корона на голове, а голова – на плечах, то оборона – на уме, и в плечах, и в речах. Стоит игра свеч, не то голова – с плеч. Если у царства – сильная рать, поди попробуй царство попрать. Этой братии – силу и стать дали отец и мать. Я в них дар сумел разобрать и рать из братьев собрать. А вы хотите царя обобрать! Нам даром не нужен клад: недаром кладов на дне – целый склад.
Погоды не делает тот – кто погоды у моря ждет. Ярослав окунулся в спор, не теряя в море опор. Быть философом нелегко там, где страшно и глубоко. Чтоб в споре не плавать, против воды нашел он глубокие доводы.
– Каждый мой брат – бриллиант в сто карат, но мне он дороже, чем морю, стократ. Пусть море другой берет себе клад!
28
Несет Черепаха Царю доклад:
– Искатель сокровищ, вот чудак, меняет на братьев клад, так на так. Но рать не икра ведь и не судак. Берется он клад доставить в склад, и бьется он об заклад, что стар будет рад и млад!
Царь отвечает:
– Стар я стал, царством отсталым править устал. Что толку сидеть на троне и поседеть в короне не истинным Вод Господином, а Водяным – в тине? Вроде законы – как у людей, вилами писаны на воде. А в производстве – простой: все – соль, и в этом – вся соль. Жемчужницы стали ленивей медуз, и на продажу нет даже бус. С вольных хлебов, да с ловли даров идут те, кто с морем в ссоре, хлебавши несолоно. Горе! В море всегда не сладко, и раньше не все шло гладко – зато ценный груз перепадал, и мусор не падал попало куда. Теперь нет сладу со спадом-упадком. Где в мире мир, когда в море – мор!
Мир – до рати, до мира – рать. Вода да земля захотят опять друг друга завоевать. То было недавно, то было давно – шли волнами войны, а волны – войной. Девятый вал, перейдя через мель, тридевять завоевал земель, бросил – и наутек, улегся, притих и потек. С тех пор мы таких не строили волн и не устраивали войн.
Ходят волны то стройно – войной, строем – в бой, то гулять – гурьбой. Бывает, заблудятся волны, откроют за линией фронта новые горизонты. Размоют они горизонты – и учинят разбой. Горе-воинов Воевода выводит из строя на чистую воду. Буря в стакане воды? Не глубоко до беды. Волненья идут в народ, с глубин да широт – вброд, и собирают сброд. Тогда в ход идет подводный десант, он беглые волны гонит назад.
Там – сушь, тут – вода. Тут – победа, беда – там, меж ними размыта черта. Какой в море мир, когда в мире – мор! Сушу с морем – водой не разлить. Морю бы сушу собой наводнить. Земле бы море в сушь превратить. Но сторонам обеим хорош не плен – а обмен. Хорош Ярослава десант, его военный талант – победы и мира гарант.
Мир – дружба, победа – служба. Сослужат не службишку, службу – Братья не в службу, а в дружбу. Если за брата – горой брат, братия – сильная рать. Но братьев нельзя разделять, иначе на брата – войной брат.
Пусть несет Ярослав сундук! А братья пока пройдут курс наук. От соратников, не от слуг – больше прилежности и заслуг, меньше медвежьих услуг.
Богатырей я принять готов обратно через десяток годков. Немощи – мощь в помощь. Море творит, что захочет – быть Моря Царем трудно очень. Но точно – проще, чем быть отцом тридцати четырех, не нерях, не дурех – Морского Царя Дочек. Женихов ждешь и днем, и ночью – не на яхтах, хотя бы – в бочках. Всех надобно выдать замуж – задачка тяжелая, да уж. Девчонки – спортсменки и рекордсменки: в забеге до берега – рыбы в воде. Без ног обходятся, главное – хвост, длиною в мой полный рост.
Характером дочки – в меня, хотя у каждой – своя женская линия. Дочь Мэри, по матери англичанка – она, например, ювелир. Меньшая – испанка наполовину. Первое имя ей до зари дали – Мария, не помню – другие. Она – путешественник, переводчик, знает язык рыб, зверей, птиц и прочих – из разных планеты точек.
29
Спустились на дно по ступеням волн тридцать три Брата – Богатыря. Не знали, что скоро получат вольную от Царя.
А Ярослав переночевал в палатке, с утра порыбачил – позавтракать как иначе? Мурлычет Кот над добычей:
– Рыбы в море – пруд пруди, труд один – сиди уди. Озадачим удочку удачей, а с крючка удача – незадача.
Осмотрел Ярослав остров – с высот любого роста увидеть довольно просто и голову острова, и хвост. В море остров – как малый нарост.
Осмотрел, и смело – за дело. Волю в кулак собрал, сундук Ярослав толкал-толкал, да только без толку: сундук не дается в руки – пока никто не прибрал. Кот острословит колко: молва про Чудо-богатыря идет по свету зазря – бестолковые кривотолки.
Занялась работой рано заря, отворяя небо и день творя. Обернулась: сундук – тут как тут. Сам прискакал по камням да по кочкам на пригорочек и оттуда на удобную прыгнул точку, у кромки воды, замыкающей круг острова вокруг.
Сундук не кузнечик и не бурундук – сам бегать не станет вдруг. Что толку от рук-крюк! Без слуг сундук – как без рук.
Помог Ярославу Кот, верный друг:
– Доставить сундук на берег – службишка, а не служба. А как заставить его бегать – тебе покажу не в службу, а в дружбу.
Острую речь Кот оттачивает, Ярослава подначивает, да уму-разуму учит его:
– Лучше рук инструмента нет, если из золота инструмент. И сук согнет в лук, если туг, и выточит дудку из дерева, и древний вытащит звук. Тот, кто сыграет на дудочке, любого поймает на удочку. Кого не поймаешь на удочку, тот пляшет пускай под дудочку. Эхо песни идет волной, волна та могучей волны морской, шипучей. Эхо гоняет тучи, что слезы роняют, горы ровняет, об утесы молнии тушит, да ливни рушит, да грозы глушит – пусть прячутся за утес, бормочут себе под нос.
30
Заиграл Ярослав на дудке. От звука живого у сундука – вопреки, а не по науке – растут и ноги, и руки. Дудочка плачет, хохочет заливисто, хочет не хочет, а скачет сундук по тропам извилистым, дышит прерывисто. Прыгает и дребезжит крышка – у сундука одышка: быстро бежит слишком. Встал, запыхался на берегу:
– Скачу через не хочу. А дальше скакать – не могу. Родился кто сундуком, не должен, не может лежать бегом! Плясать под дудку не стану – дудки.
Но Ярослав потрепал по плечу сундук, мол: предрассудки!
А дудочка, знай себе, звучит, и скачет сундук, хотя и ворчит.
Эхо в море метнется волной, птицы и рыбы догонят звук. С первой сильной волной морской – на дно поплывет сундук.
31
Вера плывет воли ветра послом – по волнам да в бочке с веслом. То ли – Яга на ступе с метлой, то ли – в бочке философ. Легче править упрямым ослом – мать сыновей, словом. В море философ – только вода: ей все равно – куда.
Поиск сокровищ, детей поиск Веру несет на остров. День-деньской разгоняет чудовищ Вера веслом острым, точно копьем. Посохом словно, ищет пути в пучине морской, в пучину роняя да прогоняя прочь кручину с тоской.
Вера волну торопит, не волнуясь, что та вдруг потопит. Ищет, где же в безбрежной дали берег, наверное – край земли.
Всплывает в волнах ранец – сума гонца, да под ранцем – панцирь, под панцирем – Черепаха, быстра в волнах, как в ветрах – птаха.
Подплыла:
– Мадам, у Вас плот или флот? Медуза не разберет! Ваше судно для здешних вод несовершенно, для Вас не оплот оно совершенно. Садитесь на спину, но не на шею, и так полон рот – забот. Отвезу Вас к сыну!
– К одному? А как же другие – тридцать три мои дорогие?
– На суше – только один пока: сам себе господин и слуга.
– Скажи мне, что с остальными?
32
Пока не доплыли до места, Вера себе не находит места. Вперед – по морской волне. На черепашьей спине – как в седле: скорость не черепашья вполне. Вдруг глядит: перед нею лежит, может быть, Рыба-Кит? – Нет. Не полуостров, не континент. Маленький остров, просто – скала на скале острой.
Вера – на берег бегом первой, за ней – Черепаха на всех парах, на усталых отсталых ногах: не успевает впопыхах за правой ногой левая.
Разлуку залечит встреча. От матери к детям дорогой жизни течет путь млечный, лежит Путь Млечный от матери к детям дорогой вечной.
Светится Вера, глядя на плечи сына: косая сажень – в плечах, слушая сына речи: недюжинный ум – в речах. Сына мать одобряет, а он ее ободряет:
– Мама, ты женщина смелая: и на земле, и в небе справлялась с целой ватагой сыночков и править сумела в море бочкой! Теперь ты в мою отвагу поверь и дело мне всецело доверь. Верну я вовремя и не на время братьев – себе, тебе – сыновей.
33
Наперегонки бегут волны, лодки – там и тут. И летают катера, вслед катерам свистят ветра. Скачут по волнам пираты от рассвета до заката. Шторм идет войной, ночь идет волной. Без погрома – штурм не штурм, а шторм не шторм – без грома. Гремят раскаты, и суда громят пираты и шторма, и нет на них суда.
Приличный пират не столичный франт. Хотя подрастает не в Спарте, с детства – на низком старте, на самом дне – сам с усами вполне. Живет умишком, большим не слишком, охоч до еды и до беды, умеет выйти сухим из воды, и в грязь упасть, и в князи попасть.
Работа пирата – трудная, чревата судами, простудами. Вся доля – пуд соли да вольному воля. От своеволия до неволи – путь, да на дно – поневоле.
Играют пираты в морской бой, им – не впервой. Их траты с лихвой окупят чужие утраты. Не лыком шиты: выкуп – и квиты. Поход и захват – доход нарасхват!
Попалось как-то пиратам судно – «Фемина» не была неприступна. С захватом пиратам везло крупно. Пираты напали, от пленных узнали, чем торг ведут и куда плывут. Команде судна – и шах, и мат. Поймали с поличным – ничего личного. В трюме – не рыболовные снасти, не сласти, не банки и даже – не санки, а тридцать три настоящих танка. Но танк не икра, не омар, не судак, задаром купит не каждый дурак.
Танки за тридевять морей везут за так, ни в Иран, ни в Ирак, а в тридесятое царство – не последнее государство. Соседние царства рядом чадят, Африки зной превращая в ад.
Третий десяток лет в тридесятом не Царь Султан, правит, и не поэт – нет, правильно – Президент. «Ни рыба, ни мясо, – о нем говорит колосс Чудо-юдо Рыба-Кит. – От нас не получит он ни шиша! Поставить бы там своего Ерша: ершится пущай, да чтоб нам не мешал!»
Бывало, глотал Рыба-Кит средь морей военных десятка три кораблей. Теперь же, правдой Фемиде служа, в пути «Фемину» сопровождает. «Фемина» кружится в танце. С одного конца света в другой конец военный гостинец везет гонец: в тридесятое царство – боеприпасы повстанцам, голодным до драк голодранцам.
Попутный ветер хитер и весел, меняет маршруты, ведь мир так тесен. Судно, нос по ветру, держит путь. Исправляет течение курс – судном правит текущий курс.
Недаром торгуют задаром неуказанным товаром – меж странами и континентами оружием и компонентами.
Торговали они, торговали, но зазевались – пиратам попались. Пираты напали, потолковали, поторговались – и сторговались. Чтоб не искупаться, пришлось откупаться. Откуп пиратам Кит предлагал и путь указал, с корабля – да на бал. Плыви, Шахимат, откопай клад!
Пираты клюнули на сундук. А «Фемине» сошел с рук и в море крюк, и в мире трюк.

34
...Плывут пираты под блюзы бриза и джазы гроз, сквозь сны и грезы, сквозь бури и зори в потоке лазури. Строятся в небе замки воздушные – башни да пушки, дворцы да конюшни. Пираты не тужат: «Под небом медным, под небом бледным живем мы бедно, уйдем бесследно. Нам корабли посылают молнии, тучи швыряют в нас точные копья, с обратным адресом преисподней. Небо тушует краски, а мы не тушуемся, мы, скитальцы, прячем краски под маской».
Не видят пираты, что перед носом, не видят и горизонтов, которые – дальше носа.
Ходит по берегу Ярослав, и по морю взор его бродит. Волнуются волны, и вертится ветер по сторонам – посмотреть, что там творится на белом свете. Не видно витязей чешуи, рыбы лишь к берегу подошли: блестят шелковистые плавники, как в хвое – змеевик мишуры.
Ярослав засмотрелся в синь глубины, не глядя поверх, следя, что внутри. Тем временем с гребня высокой волны пираты на берег, один за другим, сошли, обступили парня.
Говорит капитан-пират, по имени Шахимат:
– Здорово, брат Басурман! Кто таков? Какими судьбами тебя занесло в этот край и рай?
Пираты узнали сундук:
– Тебе ведь, в-море-чудак, горе-моряк, теперь – каюк! Капитан Шахимат не дурак, клад не отдаст за так!
Подозревает Ярослав, горе-моряк, в-море-вояка, что назревает скандал и драка. Что же, бывает всяко.
Кот когти острит и точит, шипит, а пираты острят, хохочут:
– Лучше бы, парень, берег ты мать, чем на берег ходить воевать!»
У Ярослава вскипает кровь: попасть бы пирату в глаз, а не в бровь.
35
Вздувается у берегов молоко, вскипает. Бушуя, волна идет, с пеной у пасти открытой ревет. Выпускает на остров рать и не велит отступать. Бросается на врага волна, война близка. Как стена – войска. Стоят тридцать три Богатыря, рвением к бою горя.
И началась потасовка. У обеих сторон есть в битве сноровка. Оружие в бой само собой идет и орудует ловко: временно современное – против древнего верного. У каждого Богатыря грозно гремит чешуя, а Шахимат, гол как сокол, парирует, травинку жуя. Команда пиратов судна «Склеп», и Шахимат, и его брат Акшеп достают автоматы.
Но дочки Морского Царя на дне не сидят зазря. Водят пиратов за нос: мотайте, ребята, на ус, удочки сматывайте и парус! Целится Шахимат в Ярослава, а Мария акул собрала. Акула зубами –  за автомат: сдавай автомат, пират! Сдавайся, не то узнаешь, как матом благим кричат!
Владеть и собой, и оружием – сложно, лезть на рожон – оплошно. Сложить оружие – невозможно. В ножны вложить – предложить мировую? Можно, но в мире – тревожно: кто сядет в лужу, кто тонет глубже. И мировым службам – не до мировой, не до дружбы. Маневры ложные в ход идут, выпады осторожные.
Кладет на обе лопатки пиратов братию – братьев рать. Готовы во все лопатки пираты с острова драть. Бегут, сверкая глазами, пятками и зубами.
36
Несут, спины гнут, сундук весом в пуд тридцать три Брата-Богатыря для Морского Царя. Главное – кинуть сундук в волну, сам пойдет в глубину ко дну. Богатыри считают шаги:
– Взяли на «раз-два-три!»
Трудятся, не покладая рук:
– Будь он неладен, нескладный сундук! Звать на подмогу местных? Дудки! Справимся и без чудесной Дудки!
Доставили...
Царь, поправляя мундштук, пускает слезу, отпускает шутки:
– Эх, покидаете, вы меня, верная братия – рать моя! К нам в океан да в морские чащи – заходите почаще! Там, где закончилась ваша служба, начинается наша дружба.
В истории с морем – пока запятая. Скоро – и многоточие. Скачет сказка с волны на волну, словно – с кочки на кочку.
Добрым словом Царя утешая, братья не торопясь поспешают. Царь, на троне да при короне, остался расстроен, но очень тронут. Попрощались с Царем, Марией и его прочими дочками. Богатыри их в гости зовут – Дочки Царя не утонут точно.
37
С первой волной Богатыри на берег прибыли к ночи. Идут, по берегу ноги волочат, не чуя ног, но чувствуя почву. Остров, хоть и поплавок, все-таки прочный земли кусок.
Бросилась Вера детей обнимать – выросли как на дрожжах, можно за них не дрожать. Все сыновья – в сборе, военные кончились сборы. И повзрослел Ярослав, братьев своих вместе собрав.
Ребята стоят – острят да хохочут. Морские устои – в истории, в море... А Воевода был мировой, курил «Беломор», ходил с бородой. Когда-то в его честь был назван флот – таков исторический анекдот.
Спать легли. А проснулись – вновь в разговор окунулись. Спорят, судачат, где небыль, где быль, где удача, а где – незадача, и что могло быть иначе.
Удочка в море с головой окунулась, с утра рыбачит, свесилась, с рыбой судачит. Мать готовит заправски средиземноморский ужин – рыбин ушло на уху и плов заморский несколько дюжин.
Строится планов громадье – вырастить город, не городя огород, в короткие сроки, ведь не коротки руки.
Определили зоны газонов и территорию гарнизонов, взяли Лом и Лопатку, иначе камней укладка шла бы ни шатко, ни валко.
Тридцати четырем Робинзонам во всем помогает Пятница. Рабочий комбинезон – в боях закаленный панцирь. Под панцирем – душа нараспашку, бодрость не черепашья. Расскажет, бывало, как меж морями мерила проливы-каналы, плавала – мирила акул. В море Пятнице ровни нет вовсе: мудрость равна выносливости.
38
Бурлит волна на семи ветрах, мчит Черепаха на всех парах – под грузом скрипит спина. Древний древесно-железный мусор Пятница поднимает со дна, совершенно одна. Везет день-деньской с глубины морской, по пропуску Черномора, обломки-осколки кораблей, что давно в плену у морей.
Долго ли, коротко ль наши герои на острове город строили. Вырос город ростом с горы: на высотах не соты, а только – мачты да гроты, у скал подножия – арки да гроты. Встал город к морю одной стороной и к морю – любой другой стороной. В саду палатка – волшебный шатер.
Тридцать четыре богатыря три ночи работали и три дня. Шесть потов сошло, шесть штормов прошло, сходит седьмой пот. Мария зовет на подмогу сестер:
– Несите героям дары моря – разделим с ними раздолье и долю.
Тем временем ходит кругом Кот, смотрит: мимо снова плывет пиратский плот …или флот…:
Что это держит в руках Шахимат – главарь-атаман-пират? Никак он вскинул опять автомат? Полундра!
Но все невредимы и целы у Шахимата под прицелом. Целится он из фоторужья, а фоторужье не опасней ужа.
«Фемину» когда захватил, Шахимат нашел чудо-фото-аппарат. Судно он долго не задержал, но аппарат попридержал.
Готово пиратское фото: богатыри – за работой, Ярослав – вполоборота, мать – возле сына и войска, остров – в серии «До и после». Его захватили без спроса.
Стара история, стороны-страны давно об острове спорят. Известные комментаторы, видавшие виды из иллюминаторов, ворохами вопросов засыплют пиратов-матросов. О путях в мире промыслов тянутся нити домыслов.
39
Кот на дубе, зрением штурман, путает шторм со штурмом: «Как бы не вышло опять рукопашной! Надо спугнуть гиен набежавших. Чем черепаший панцирь не лодка подводная с виду? «Лодке» имя дадим – «Бесстрашный», или, лучше – «Неотразимый»!
С Пятницей посовещавшись, Кот ее отправляет в волны с первым приливом-отливом. Черепаха, под видом торпеды – за пиратами следом. Корабль пиратов – вплавь, за ним – Черепаха стремглав. Она корабль прогоняет, а ветер его подгоняет.
Байки про остров Буян, и про Кота Баяна, и про дела островитян – перейдут океан. Новости от «морских акул»: на острове – незваные гости. Владеют лодкой подводной. Плывет себе воин по собственной воле, китов и дельфинов мимо, под именем – «Неотразимый». В сводки пиратов попала вода, но в сводках она бывает всегда. Когда на безрыбье пойман Судак, про рыбину думают: рак. И рыбой слывет рак, пока на безрыбье судит дурак.
Хлебавши несолоно, без сундука, пираты плывут обратно. Зато в руках – козырная карта, в фокусе – точка на карте мира, фокус – из-под платка факира.
Сильные старого мира, карты скрывая свои, новую карту скроили. Совет безопасности «Панцирь наций» нациям не разрешает драться, в войну играть и тяжелым бросаться. А меж держа-важных лиц играется партия – блиц. И каждый в той партии рад не попасть в ситуацию пат. Спор между держа-головами решается просто – словами, вескими и пустыми, патронами холостыми. А после и вместо драк кулаками машет дурак, ведь спор, чей сильнее кулак, решается вовсе не так.
40
...С тех пор, как дети пошли куролесить на каруселях, потом – по планете, с тех пор, как в листве потерялась метель, пронесся десяток с хвостом недель, пролетел да и канул в Лету. Нет от жены на письма ответа, нет от детей привета. Месяц как раз примерил обновку, облик сменил, когда Михаил вернулся из командировки.
Миша – навстречу родителям:
– А где же Вера да дети мои? Вы ведь радетели и смотрители! Как упустили их вы?
Бабушка рада, а дед горд:
– Вера свой многоногий народ забрала на курорт. Пару недель на море подряд – и не узнаешь, так загорят! Знаний и сил наберутся – с ветром попутным, рейсом попутным сразу домой вернутся.
– Значит, до ночи они не вернутся…Ветер перемениться хочет, как бы им с ветром не разминуться, – Мише взгрустнулось, – И все ли в порядке с детьми? Ведь в море – не сладко, а в мире люди на сласти падки.
Черные мысли погнал Миша прочь, их ночь потопила, волна точь-в-точь.
41
...Дела рестораторов и модельеров, набрав обороты, в гору идут. Смело брали барьеры в карьере Лена и Лера – преодолели – и, с места в карьер, Михаила теперь вместе берут в оборот. Бесследно исчезли барьеры – и сыновья, и Вера.
Миша вроде и моде послушен, и в ресторане кушает, но подружек жены не слушает.
Разговор про житье-бытье – безделка для дам, не кройка-шитье. Но слово – материя та же: сказал – как отрезал зараз, а надо б отмерить семь раз.
А Лера нудит, а Лена твердит:
– Жена-то где? Сбежала с детьми, куда да с кем – неизвестно! Неужели – неинтересно?
Дамы, пиратская рать, ходят в гости, чтоб в дамки попасть и перемыть Вере кости:
– Смылась, – поют, – Вера в море, сыновей прихватила с собою, сбилась с пути – попробуй найди! Ищи-свищи ветра в поле, жены да детей – на воле.
Лена вторит Лере вновь, нет-нет – да и кивнет свекровь: невестка ведь не невеста, не тех кровей да не из того теста.
Сплетня Мише поднадоест, и он – бегом от насеста невест. В кресло – с ногами вместе, с газетой «Новые вести».
42
В газете «Вести» пишут как есть, сделано что где – из мести, сказано что где – из лести, что и кому не делает чести.
Всем, как всегда, интересно: за морем ладно иль худо и в свете – какое чудо. Зря уши читатель развесил. Мир свободен, но мир так тесен!
Фото – с событий места: море – среди земли, остров – воды посреди. На острове – дуб во весь рост, в камни корнями врос, узнать его возраст не удалось. В тесном соседстве со сводом небесным – скалы-горы отвесные, город высотный. А возле фото – проворным слогом про остров. Остро и просто – про «до и после», и про историю территорий: что там было назад лет сто и как застроили остров пустой.
На фото – веселый эпизод, работа спорится, спорит народ. Какая-то дама, у ног ее – Кот. А дама… разве не Вера лицом? А кто это рядом глядит молодцом? Лицом... постой ... не в отца ли лицом?!
Миша – счастьем делиться скорее:
– Вылитый я! Сын это, верю! А рядом – Вера, и в ней я уверен!
И Лера, и Лена, и мать своего не упустят и за забор не отпустят:
– Не сидится почему тебе на месте? Погоди чуть-чуть – и все соберемся вместе. Сын, скажу да не совру: дорога эта – не к добру. Что за путь – куда-нибудь? А когда – передохнуть? Ведь судьбу не обмануть! Фото? Это, что ли, Вера? Это зрения обман. Слепая вера как дурман. Сыну, что лицом в отца, второй идет лишь месяц, а у этого юнца – кулак уже увесист. Где другие-то сыны? Здесь – один, а тридцать три?
Миша уши и развесил... Нос повесил, рот подвесил. Стал невесел – сам ни с места. А душа-то – не на месте. И в груди печалям тесно. Тридцать – где мои – тройняшки? Неужели – те, в тельняшках?
Миша вечером – с работы, ветер пролистал страницы. «Вести» под дождем промокли: непогода – над столицей. Со страниц стремится смыться вереница лиц, светлиц и темниц столицы.
Рядом примостилась Лера, а в руках мелькают спицы.
Лера молвила шутливо:
– Люди видели, есть диво моря посреди – Мальдивы. Там кокосы, а не сливы – там давались люди диву.
43
А назавтра – снова фото, и на фото – снова диво. Море дуется ворчливо, строятся богатыри, их – один да тридцать три.
– Я отец или дитя? – Миша молвил не шутя. Выпрямился – шкафа выше в полный рост, дверь чуть не вышиб, топнул, словно бы невзначай, хлопнул по лбу себя сгоряча, отодвинул засов, да и был таков, не то наломал бы дров. Не нашел, чтоб уйти, предлога, лишь рукой помахал с порога.
Миша вдогонку детям помчался – вечер настал. До моря добрался Миша – устал. Да в пути повстречался с Ветром, и Ветер попутчиком стал.
44
Ветер весело свистит – судно весело летит. Остров впереди – Буян: дуб, на дубе – Кот Баян. Миша ловит Ветр за хвост. Но и Ветр – зверь непрост. Спит в реке он под мостом, спит на суше – под кустом, выйдет в море – бьет хвостом. На судне он канаты рвет, из судна он веревки вьет.
– Ты с пути меня не сбей! – Миша молит. – Ты не вей из суденышка веревки! Дождь, из ведер, зря не лей! Дождь и Ветер, помогите сыновей моих найти! Я хожу с трубой подзорной и не вижу, беспризорных, их нигде. Я, как во сне, над волною пролетел бы! Видел я давно в кино, как летают над волной! Ведь неправда и монтаж, а дух захватывает аж!
Ветер, хитер – ничего не ответил, а месяц лицом стал светел.
45
Шлет на остров посланцев Совет Безопасности «Панцирь наций». А то – как бы странам не передраться. Послам в волнах предстоит кувыркаться, поближе чтоб к острову подобраться, в бумагах не потонуть – разобраться. Остров – земля, а земля – богатство. Остров-призрак то прячется низко, тише воды да ниже травы, то пропадает вовсе порой, то встает на пути горой.
С давних-предавних пор ведут страны-стороны спор, кому достанется острова вдосталь, когда он поднимется в полный рост. Четыре у света есть стороны, четыре спорят за остров страны. Другие стоят поодаль и издали кажут удаль. Каждая вторая страна твердит:
– Наше дело – сторона.
Им кажется: хата – с краю, вот рай. Даже когда рядом с адом тот край.
Плывет на остров комиссия, баюкая мирную миссию.
46
Мир тесен, широты его Михаил давно облетел и исколесил. Но тут обессилел на полпути. То небо на море идет войной, то море на судно идет волной. Весел не бросил, не опустил, чтоб до земли добрести-догрести, наш Михаил, но не находил ни лошадиных, ни собственных сил, пока теплый ветер перемен не победил ветра измен.
Ветер, спасибо! Тебе все на свете – под силу, преграды смести на пути, следы замести и беду отвести, и волны сбить с ног, и силы вдохнуть, и окрылить, и наставить на путь, и судно на этот путь повернуть.
Кот на острове, хвост трубой, то: «В бой! – командует, то: Отбой!»
И Черепаху, как Ветер – птаху, подхватывает прибой. Ходит из стороны в сторону Кот:
– Пятница, слышишь, море ревет? Что же с собою прибой нам несет? Ветер попутный летел и встретил судно волн посреди. Тот ветер я знаю и уважаю: кого попало – не провожает.
47
Новый, вот-вот, поворот впереди. Омут там ждет или мель да брод? Судно каждый волны излом одолевает, как бурелом. У судна характер железный, у моря – жестокий нрав. С обоими Миша вежлив: каждый по-своему прав. Зашкаливает прыть скакуна, приборам назло, за сто не в час километров – узлов. Узлами прыть мерят – на дне и на небе и в прочность узлов очень верят. Запутавшись, даже добро со злом связали морским узлом.
«Просто с ветром судну везло!» - шипит прибой. А приборы шипят: «Неправда, само везло!»
К суше Миша спешит, слушаясь шепота ветра. Рушатся волны, ползут, легли, в мили растянув километры. Встали, и по носу скакуна щелкает снова волна не одна. Карабкаются друг другу на плечи, но не находят в суденышке течи. Идет оно полным ходом, а Черепаха своим – навстречу:
– Куда, Михаил, держишь путь? Спешишь не просто куда-нибудь? Проследуешь если за мною отсель – найдешь свою цель и не сядешь на мель.
Сбегаются к берегу волны, встают друг другу на головы, толкаются, разбегаются снова: с отцом сыновья свидятся скоро. Море, зазря что стеной слезы лить! Водой сыновей и отцов не разлить!
48
С другой стороны плывет наугад, пытаясь остров найти Фортунат, комиссия с мирной миссией. Как сообщает секретный источник, известно точно, или – не очень: на острове после длительных странствий поселилось братство не братство, партия или братия, династия или рать, или просто – с детьми мать...
Клонится сказка к концу – клонится солнце ко сну.
Подходят к острову оба судна. Сумерки – время смутное. Подходят к острову с разных сторон, смотрят под тем и другим углом.
Богатырей на свободу вызволит скоро отец.
Выведет всех на чистую воду Комиссия, наконец.
За Черепахой Михаил следом причалил. На мель так и сел. Белый как мел, сидел и смотрел:
– Какие же рослые богатыри! Какие же взрослые, посмотри! И не сосчитать! Ну-ка: раз-два-три… Точно, их – тридцать три. А вон и тридцать четвертый, шагом идет твердым! И как справлялась с ними жена? Сколько их всех, а она-то одна! Как теперь скажешь им:
– Папа я ваш!
– И где ж ты был раньше, – спросят, – папаш?
Богатыри к отцу подбегают – лихо. Встали. Сверяют тихо черты знакомых и нового – лиц. Потом, конечно, опрос блиц. Ну-ка, ответь на вопросы, отец! Что, отстрелялся? Что ж, молодец!
С отцом сыновья обнялись, делами с ним занялись.
Отец сыновей изучает: большие – Богатыри. А те отца обучают: «Удочкой рыбу лови».
К Мише подходит жена. Смотрит Миша Вере в глаза, да тут как раз накатила волна: неясно, где брызги, а где – слеза.
49
Все печали остались в начале.
Помог Комиссии панцирь причалить. Ей указал дорогу.
Сошли на берег и пишут много. Сначала – прибытия дату, потом – про природу, мол, небогата. Дуб, Черепаха да Кот – все, кто из растений растет, а из животных – живет на острове. Человеческий род тут процветает, наоборот. Столько народу – одна семья? Отдых – дикарями а-ля? Сорок разбойников, Али-Баба, да мама на всех одна? Место прекрасное – остров: солнце, вода и воздух – богатство детей и взрослых, любого возраста-роста.
Но запросто с островом – нельзя. Остров не просто земля. Земля – неизвестно чья! Поэтому просим: пока не поздно, остров покинуть, чтоб не погибнуть здесь никому от меча.
Вперед выходят отец и мать:
– Наш недосмотр, и нам – отвечать! Наши мальчики не захватчики, мы не тужили – жили на даче. Но мама с детьми улетели в отпуск, заплыли подальше и неудачно попали на необитаемый остров.
Богатыри за спинами папы с мамой не прячутся. Они – не из тех, кто плачется.
– Мы можем отчалить в любой момент! – сказал Ярослав послам – Но дайте сперва посмотреть документ: кто вам ноту прислал? Скандал разыграли по нотам. Из-за пиратских фото?
А Черепаха:
– И панцирь не защитит от нотаций!
А Ярослав:
– Одно не пойму – так много об острове спорят к чему? В тот миг, когда в море он сгинет, хозяин его покинет. Люди – дети, земля им – мать. Не перестанут друг другом владеть и за власть воевать. Время дано им – дать. Время дано – обладать. То время проходит, другое приходит: ему власть дана – наделив, обделять и, соединив, разнимать.
50
Богатыри – наперебой:
– За остров не рвемся в бой! На корабле поплывем, и брод мы найдем за бортом из былого в «потом». Дети – бродячий народ, и в мире страны нет, которую тот не завоевал бы народ. Но в мире нет места древнее детства – страны, в которой начало берет рода людского ход. Мир понарошку делят по карте – взрослые, дети мир делят по правде. Тянутся дети вверх – мира взглянуть поверх. Вытянутся – берут разбег, чтоб перепрыгнуть земли и век, опираясь на вехи, и отметают помехи, если помехи ветхи.
Взрослые учат детей делиться, знанием могут и те поделиться, землю и время как поделить. Землю легко запустить в полет: каждому – по куску, и – вперед. Но если песок – в глаза, то вдруг на глаза – слеза, из сора – спор, да из спора – ссора, из слова – угроза, из вспышки – гроза, из рук – потасовка. Вот так и тасуют карту земли, на которой – роса. Пусть смех зигзагом запрыгает сразу, как носится вслед за грозой солнечный зайчик косой.
Или легко нарисуем круг ног своих и чужих вокруг. Землѝ и огромный, и скромный кусок выдержит столько, сколько есть, ног. Режем его по прямой, по центру и раз, и другой: круглый лежит пирог – кому да какой кусок? Если к нам в гости придет Шахимат, знаменитый главарь-пират, мы разрежем на части круг, чтобы хватило на всех вокруг.
Или дорогу поделим на части – кому полоса счастья? А есть еще горизонт – полоса: разогнались – и в небеса. А если не полоса, а квадрат? За белым квадратом, черный – утрат. Тут может быть шах, там может быть – мат. Сдавайся, пират Шахимат!
Если поделим мы циферблат, поделится временем с братом брат. Каждый куску свободному рад. Даром кусок вечности дан, недаром будет и взят назад.
Мы, дети, в душе – пираты, богатыри и солдаты, повстанцы и голодранцы, или – бумажных дел мастера, изобретатели – с ранцами. Пираты, да и повстанцы мы понарошку, а то и – нарочно. Детям нет дела до важных дел подмокших, бумаг промокших.
Для взрослых золото – то, что блестит. Но детям светит летящий лист желтый и все, что плохо лежит: под ногами – блестящая галька, на лету – свистящая палка, замок из облака или песка. А все, что лежит и пылится – тоска.
51
Прощаются богатыри и с Марией, и с сестрами. Ярославу Мария дарит подарок заморский. Раковина – подставишь ухо, море ответит глухо. Раковины внутри – море услышит мысли твои, Мария узнает про беды твои и про победы твои.
Миша домой забирает скорей Веру и сыновей. Волны их провожают, дельфины их окружают – море Богатырей уважает.
Волны – как дети, дети – как волны, все своенравны и своевольны. Когда все вокруг неспокойно, тогда и дети неласковы больно. Когда все кругом ровно, тогда и волны спокойны.
Грызли-Мыши и Гризли-Миши выросли Миши выше.
Сын уже не малыш своенравный? Тогда он мужчина равный. Сыну по росту быть равным непросто, умом сын иной – впереди раз во сто. На сыновей насмотреться бы вдосталь, сверху ли вниз, снизу ли вверх, и с расстоянья, и – рядом стоя, побороться бы, да поспорить.
Когда у отца с сыновьями спор, это мужской разговор. Когда разговор с дочкой, что просит, то сделай – и точка. Хочется Мише дочек: мол, поношу на руках точно. Вся жизнь – в наших руках. И солнце, и дождь – впрок, когда из детей – толк, а внуков когда – полк.
52
Ветер весело свистит, судно весело летит. Вся семья плывет домой, дома будет пир горой. Похожденья бравые да хожденья за море – неужели им конец, и победам всем венец? Тот был путь – тропинка только, жизни путь бежит далéко, впереди проложит столько жизнь дорожек и дорог, а порой нога пройдет даже через топь болот.
На судне всем хватит места. Но даже в погоду чудесную никто не сидит на месте. Плывут по водам соленым и пресным, под небом то синим, то серым местным, то обступающим тесно, то отступающим в бездну.
Остров-вулкан Фортунат теперь с нетерпением ждет ребят, пускай заплывает сюда Шахимат – морскому бою он будет рад. И даже африканский солдат тут Шахимату – брат.
Где мы обращаемся к детству, там тьма обращается в бегство.
53
Увидел Акшеп, малолетний пират на судне «Фемина» настенное фото: там снежный пейзаж заснят.
Сказал пирату пират:
– Смотри-ка, мой брат Шахимат! Мир и чернят, и белят! Мы черны с головы до пят, а свет нас белее стократ. На ветке – верно, блестит бриллиант. Всегда хватали мы все подряд, и каждый из нас хоть раз был богат, но был ли он этому долго рад? Хочу посмотреть я на белый свет, при солнечном свете – на белый снег.
54
Останется в памяти остров – его удержать непросто. Куда по нему ни пойдешь – а от себя не уйдешь. С пути свернешь – так и шею свернешь. Прямо пойдешь – кругом обойдешь, к себе придешь и себя найдешь в мире, а мир – в себе. Откроешь вселенную – в скорлупе. Скроется остров под водой, сольется с ее неземной глубиной, под горизонт нырнет, пропадет, дорога к нему быльем порастет. Из вод что родом – то канет в воду. Сказка не быль, а вода не пыль. Миг – Лукоморья в помине и нет, Кота, и то – простынет и след. Чайка о том без утайки кричит, а Кит – воды в рот и молчит.
Потом ненароком споткнешься о риф, откроешь мир через миф. Что кануло в воду и скрылось из виду, живет давно на станции «Дно» неопознанной Атлантидой – потеряно знание там не одно. Но дети построят мост, и память поймаем за хвост. Увидев себя в другом, поймем: от себя по кругу – бежим, за собой и к себе – кругом.
Вконцесловие
Что все-таки было в том сундуке? Вселенная – в скорлупе? Смерть – иглы на конце, жизнь – на другом конце. Оба конца – в яйце. В птице – яйцо, а ту птицу зверь – съел и сидит, на замке – дверь. Замóк тот – в небе, а в море – ключи. Рот – на замóк, и о том – молчи.
Сказке – конец